Зима

Зима- таинственное время года, когда рассказываются  самые удивительные истории  . Ведь только зимой можно всей семьей посидеть у горящего очага, не беспокоясь о том, что кто-то в следующую секунду, воскликнув:  «Я  засиделся, мне пора!», выскочит наружу, а за ним подтянутся остальные,  памятуя о несуществующих проблемах, волнующих каждое человеческое существо, и оставляя родных в одиночестве и смятении. Нет, никто  никуда не торопится в эту пору, а сердце, простреленное насквозь осенней тоской, зашивает белой ниткой светлая зимняя радость. Такая торжественная и высокая, будто ты в  храме, где играется великая свадьба - красавица Зима венчается с суровым солдатом Морозом.

В доме семьи  Пантелеевых  весь день стояла  обычная для российских семей легкая суматоха. Надо сделать много чего на выходные, тем более - когда выходные зимние. Семья была большая, у Алексея  и Нины Пантелеевых было трое детей - четырнадцатилетние  Оля, Игорь и Иван.
Оля была сорвиголовой, увлекалась горнолыжным спортом,  была первой модницей и одежда ей была дороже друга.  Особой ее гордостью были черные волосы, пышной копной спускавшиеся почти до поясницы. Она была очень похожа на отца.  Сейчас  она крутилась на кухне, помогая маме с приготовлением обеда.
Игорь же был спокойным и рассудительным, он предпочитал читать вдали от всех,  был нелюдим и верил только в то, что писали в книгах, смотря больше на картинки в них.  Маленький, худой, с совершенно не вязавшимся с совиными зелеными глазками длинным кривым носом, он напоминал похудевшую к лету сову с проблемами речи.  Он постоянно носил очки с толстой оправой, не снимая их даже в душе. И сейчас он сидел в своей комнате, обложившись книгами и даже просьба мамы помочь папе не произвела на него ровным счетом никакого эффекта, он был равнодушен ко всем, кроме себя.
В их небольшом загородном двухэтажном доме под Петербургом с ними жил еще и дедушка по маминой линии - суеверный, тихий и сухонький старичок, Егор Борисович.  Сейчас дедушка помогал на кухне одновременно и дочери и внучке, чем мешал им обоим. Он безмерно любил  и дочку и внуков, и каждый зимний день  он  рассказывал им сказки. Но старшие дети выросли  и им начали наскучивать часто повторяющиеся сказки дедушки.  Последние два года они слушали его из уважения,  к тому же старичок очень расстраивался, если его не послушать. 
А еще потому, что на них давила мама, Нина Пантелеева,  полная домохозяйка с розовыми щеками и носом, обожающая розовые вещи и чашки с котятами, отличалась мягкостью характера, и потому постоянно призывала детей уважать дедушку и не обижать его своим равнодушием. 
Отчасти это помогало, отчасти - нет, в основном главным противником политики женщины был ее же муж.  Алексей же был полной противоположностью жены: строгий бизнесмен , считавший, что суеверия и приметы- глупости, он был против сказок, мечт и вообще всего, кроме чистоты, порядка и его хорошего дохода. 
И только Ваня, обожал дедушкины сказки, что было всем остальным очень на руку, потому что в свои четырнадцать лет он говорил с трудом,  мутные, серые  его глазенки редко могли сконцентрироваться на чем-то, встрепанные волосы цвета пыльной мыши торчали во все стороны. Он страдал слабостью ума и дислексией, и в целом, его любил только дедушка, а потому он мог часами сидеть около него и слушать, почти не дыша.
Остальные же считали его  непомерно тяжелым камнем на шее, особенно отец, который, смотря на него, часто любил повторять «За что он нам?». Но на Ваню это не влияло никоим образом, Ваня любил всех искренней любовью маленького ребенка.
Вани  сегодня не было дома, он был  в городе на специальных курсах, которые, по мнению его отца, должны были помочь ему. Курсы не были  особо удачными для мальчика, Ваня часто грустнел и даже иногда  падал в обмороки, когда возвращался с них. Но Алексей упорствовал в своем решении, не желая его менять.  Также по решению отца подросток сам возвращаться не мог, а должен был ждать кого-нибудь из своих. Каждый ездил за ним по очереди.
Нетрудно догадаться, что в семье царил  негласный разлад. Лучше всех это понимал, опять же, дедушка, и ему было трудно смотреть на это. Особенно его расстраивала Оля, втайне от всех шпынявшая и пинавшая  ущербного братика, как только можно и нередко бившая его, когда его могла заинтересовать какая-то штучка в ее комнате, и он тянулся к ней, почти всегда роняя.
Но вот, почти все было готово, и семья собралась за ужином, столовая была первая на первом этаже, большая и роскошная. Сумели выманить даже Игоря. Оля молча уткнулась в тарелку, сегодня на ужин было пюре с сосисками - уже приевшееся всем, но папа упорно настаивал готовить его каждый вторник. Когда мама доела свое, она робко кашлянула и, сминая в руках салфетку, начала:
-Котята… а кто поедет сегодня за Ваней? На прошлой неделе ездил Игорь, значит теперь…Оленька, солнышко, съезди за ним? У меня дела, у папы тоже.- Это была больная тема. Никто за Ваней, кроме дедушки, конечно, ездить не хотел.  Оля надула пухлые губки:
- Почему я должна за ним ехать? Чуть чё, так сразу я! А у меня дел еще полно.- Отец оторвался от газеты и исподлобья посмотрел на дочку:
- И какие же это у тебя дела?- Оля немного поумерила пыл, обычно, когда папа разговаривает таким тоном, то это значит, что он готов завести получасовую лекцию про послушание, и тогда лучше повеситься, чем его слушать, но потом все же ответила:
-Ладно-ладно. Из-за вас я на тусу опоздаю, а там столько крутых чуваков и чикуль , прямо найс. - мама быстро протараторила:
-Вещи я уже положила, они у тебя на кровати, котенок,  я тебя подкину к метро, можешь заходить куда угодно, только брата не потеряй, как справишься - звони!- Оля расцвела. На улице не было еще и часу дня, а значит, она могла прошляться с братом где угодно и до скольки угодно. Его посади на улице, на скамейке, он так и будет сидеть, пока ты не придешь, даже если замерзнет. Девочка быстро взбежала вверх по лестнице, переоделась, лишь немного заменив кофту- вкус у ее мамы, по мнению модницы, был хороший, но кофта была не совсем тем, что нужно и она заменила ее другой- серой и без капюшона. Выбегая, в коридоре она чуть не столкнулась с дедушкой. Тот  тихо сказал, пожевав губами:
- Ну что, Оля, за Ивашком нашим собралась? Ты смотри, на улице холодно, не замерзнешь. Помнишь : « Голова должна быть в холоде, живот в голоде, а ноги - в тепле». - Оля коротко сказала:
-Я тепло одета, дедушка.- а дедушка запричитал в обычной его манере:
-Ты бы хоть с братом поласковее была, он человек Божий, ему потакать надо. Купила бы ему леденец, почитала бы что-нибудь.  Он же тебя  так любит, а ты его  шпыняешь. – Девочка заскрипела зубами и про себя выругалась.  Ага, будет она сидеть с этим чокнутым. Дедушка трясущимися руками достал из кармана двести рублей и сунул ей:
-На. И тебе и ему.  Но не забудь про Иваньку. -  Оля зажала в кулаке хрустнувшую бумажку, обняла дедушку, уверила в том, что про брата она не забудет и побежала дальше. Одевшись, она быстро заскочила в машину мамы, которая ждала ее у ворот их небольшого участка. Села, по обыкновению, на переднее сиденье.
Мама тронула газ и машина тронулась, это был небольшой синий «паркетник», как раз способный вместить в себя пятеро пассажиров, больше и не требовалось. У отца была своя машина,  дедушка почему-то синий паркетник сразу невзлюбил и предпочитал ездить на маршрутках, тем более, что нечасто выбирался из пригородного поселка, в котором они жили.
Оля облокотилась на окно. Смотреть в него было лень, к тому же паркетник был очень грязный. Девочка почувствовала, что начинает засыпать, зима очень настраивала на это. Вдруг она услышала переливчатый звон колокольчиков. Быстро звенели бубенчики размером с ноготь, степенно бухал большой колокол, и выпевали свои странные ноты колокольчики. Девочка тут же посмотрела на стекло, ища причину звука, но он тут же прекратился и только  носились стайки грязного снега по шоссе, причудливо танцуя под шарманку ветра. Она спросила маму:
-Ты ничего не слышала?- мама промолчала, а потом обеспокоенно сказала-
-Мотор хрипит?- Оля махнула рукой:
-Нет, колокольчики…- мама посмотрела на нее, как на ненормальную:
-Какие колокольчики, милая? Ты, наверное, задремала, пока ехала. Я в одном умном журнале читала, что у вас, впечатлительных подростков, такие галлюцинации нормальны по зиме. Ну вот уже и метро.- когда машина остановилась, Оля выпрыгнула из нее и направилась в метро. 
  Пришлось встать в длинную очередь за жетонами, человек по двадцать у кассы точно было, все ехали домой или же за подарками.  Она по привычке уткнулась в телефон, иногда, шагами каторжника, продвигаясь вперед.  Когда перед ней оставалось всего два человека, она убрала телефон,  внимательно пересчитала заранее припасенную для жетонов мелочь и приготовилась отдать ее кассирше.
  Внезапно ее толкнули в бок, она не удержалась и упала набок. Люди недовольно зашумели, девочка шмыгнула носом, поднялась, выискивая глазами обидчика. А вернее, обидчицу. Скорее всего ее толкнула вон та жирная бабенка лет двадцати,  с загаром посреди зимы, ярко-розовыми губами и золотыми серьгами. Она выглядела крутой, и одета была хорошо. Бабенка снисходительно посмотрела  на девочку и легко обошла ее. Оля почесала ушибленное колено и встала в очередь снова, благо ее пропустили. Бабенка расплатилась и, позвякивая жетонами, ушла. Оля прошла вперед:
-Мне, пожалуйста…шесть жетонов.-  и тут же положила в миску под стеклом всю мелочь, которую приготовила для оплаты. Продавщица быстро пересчитала:
- Дайте, пожалуйста, еще пять рублей- Оля ругнулась про себя:
«И почему я всегда ошибаюсь?  Дурацкая алгебра.» - думала девочка, доставая монету.  Женщина быстро скинула в углубление шесть жетонов, девочка забрала их и направилась к эскалатору. Все сегодня было каким-то странным. Спустившись вниз, она как раз поспела на поезд. Ехать ей было долго, но по одной линии. Оля села на свободное место, и, кажется, прикорнула.  Ей снова почудились колокольчики, только теперь она видела руки, дергавшие их. Странные руки, длинные, с неестественно длинными и ломкими пальцами, мраморно белые, покрытые мозолями и…кровью.
Очнулась она от того, что к ней подсели, Оля открыла глаза. Рядом с ней сидел парень в кофте с капюшоном, больше похожий на смесь обезьяны с лощадью, и к тому же, абсолютно безвкусно одетый. Девочка  сморщила нос и зевнула, ей было немного неуютно, хотелось пойти гулять с подругой, а она вынуждена ехать…за этим ненормальным.  Потом вставила в уши наушники и включила музыку, пытаясь тем самым себя успокоить. Стало легче, но девочка как всегда чуть не проворонила свой выход. 
Станция была почти всегда безлюдна, и когда она поднималась на эскалаторе, она слышала  каждый шорох, оттого испуганно оглядывалась. Мама прочитала Оле немало лекций о том, что когда ты выходишь на улицу и не надеешься вернуться днем, что надо делать, как одеваться и какими дорогами идти. Оля вышла из метро, и направилась по узкой улочке.
Она была старой, покрыта мостовой и значительно ниже уровня остального города, так что пришлось спускаться по  ступеням вниз. А еще на них было много замерзших луж, Оля обожала прыгать по ним, когда была одна. И сейчас она старательно ходила по замерзшим лужам, слушая треск льда.
Вот она ступила на самую последнюю лужу , темно-синюю. Та утробно затрещала, лед под ней треснул, Оля отпрыгнула в сторону, на камень.  Тот зашатался и вдруг провалился вниз, Оля едва успела перескочить на другой. За ним трещины пошли по всем камням, а сзади послышались шаги. Оля бросилась бежать, и бежала она до того самого здания, где проходил курсы ее брат, не останавливаясь и не оглядываясь, она, кажется, потеряла заколку, но это ее не волновало. В ушах перепуганной Оли стоял тот страшный треск. В компании она бы, наверное, тут же полезла исследовать , но, оставаясь одной, боялась каждого шороха. Девочка медленно открыла дверь центра.
Его фойе представляло собой небольшое помещение, богато отделанное под викторианский стиль. Полы устилали ковры, по углам стояли четыре длинных дивана и два столика, на стенах висели картины. Оля знала, что все они нарисованы ненормальными, под ними всегда имелась бирка с именем художника и его диагноза, но они очаровывали ее все больше с каждым разом.  Необыкновенные, красивые, порой страшные, картины нравились ей намного больше, чем фойе.  На диванчике, в углу, сидел ее брат. Его худое лицо выглядело очень грустным, он, кажется, ее не заметил. Он был уже одет, в белом пуховике он смотрелся очень ничего, и шарф ему тоже шел. Но  Оля сходу взяла быка за рога:
-Пойдем, раз уже все. Оделся? Сменку взял? Пошли! - брат поднял на нее глаза, и тут же его лицо озарила широкая белозубая улыбка, он кинулся к ней и обнял, чуть не уронив сестру, он был намного выше ее, и казался старше двадцати лет:
-Пришла, пришла! Сестра пришла! - Оля молча терпела, не проронив ни слова, брат указал на стену:
-Повесили, смотри, повесили! - Она посмотрела в ту сторону, куда указывал брат.
« Никогда не подумала бы, что это мой брат так рисует»- молча вскинула бровь девочка. На картине был изображен город, причем изображен очень точно. Ваня подбоченился, Оля поправила сползшую ему на глаза шапку, и дернула его за шарф:
-Пойдем.- они вышли на улицу. Идти к метро пришлось той же улицей. На месте провалившейся мостовой зияла черная дыра. Любопытный Ваня тут же полез посмотреть, что там, но Оля снова дернула его за шарф, а чтобы не задерживался, дала хорошего пинка. Ваня не обижался на сестру, а только хохотал всю дорогу невесть над чем и докучал Оле болтовней о сказках.  Оля остановилась у киоска, достала телефон, набрала свою подругу, Иру. Телефон загудел, вскоре Ира трубку сняла:
-Алло?-
-Привет, Ир. Слушай, я не знаю, как мне быть. Мы с тобой хотели пойти по магазинам, а потом в клуб, но меня заставили ехать за чокнутым уродом. Мама его отдельно забирать не хочет.  – Ира вздохнула:
- Так пускай с нами ходит, ты говорила, что он очень послушный.   Или дадим что-нибудь в руки, оставим в магазине, а сами пойдем куда хотим. А в клуб, ну, придется потерпеть. Можем просто погулять, но Аня не в восторге, что ты прогуливаешь сборы. Она говорит, что ты ненастоящая чикса, потому что позволяешь собой командовать.- Оля скрипнула зубами. Аня считалась первой модницей и красавицей в их школе, и Оля входила в ее «свиту».  Потерять расположение Ани- значило потерять расположение вообще всех. Она посмотрела на брата: тот оглядывался, лицо его выражало серьезный страх, он мотал головой то вправо, то влево. Оля быстро ответила:
-Ладно.  Скажи Ане, что у меня дела, но сама иди. Тебе тоже нельзя опускаться. – Ира рассмеялась:
-Я не опущусь, ты же знаешь, я не завишу от Ани никоим образом. А вот с тобой я погуляю, тем более, что твоего брата ни разу не видела.  Встретимся на Горьковской.- она положила трубку. Оля не верила ни единому ее слову сейчас, что-то было очень в них лживое. Помнится, Ира из шкуры вон лезла, лишь бы Аня с ней поговорила. Но, быть может, подруга действительно сжалилась над ней? Оля  быстро купила в ларьке леденец и сунула братцу. Тот обрадовался как маленький ребенок. Но тут лицо его побелело, и он чуть не выронил сладость, увидев что-то в тени дворов. Оля потрясла его за плечо:
-Ваня, что ты там увидел?- Ваня от страха не мог сказать даже полслова, он безропотно позволил увести себя в метро, но даже когда они уже сидели в вагоне, Ваня таращил глаза, и что-то высматривал. Они вышли  на Горьковской, Оля вела братца за руку, чтобы тот не отбился, рассматривая нечто для него интересное. А по ее наблюдениям, интерес для него представляло ровным счетом все. Когда они вышли из метро, раздался звонок, Оля полезла в сумку за телефоном и начала искать его. Вдруг Ваня потянулся к ее сумке, открыл боковой карман, достал телефон и протянул ей. Оля удивилась, а Иван улыбнулся. Оля взяла трубку:
-Да?
-Оля, прости, я не смогла прийти. Аня позвала меня в клуб вместо тебя…Я…- тут Оля бросила трубку.
«Предательница! Ну что за день сегодня!». Ваня мечтательно сказал:
-Красиво.- Оля фыркнула. Горьковская не отличалась особой красотой, дома цвета заплесневевшего сыра,  потрепанный асфальт. Разве что зоопарк рядом. Ваня тем временем протянул девочке руку:
-Пойдем?- он всегда говорил односложными предложениями. Оля устало протянула ему руку. Ну, раз ничего сегодня не получится, можно и погулять. Тут она услышала звон в третий раз. Ваня засмеялся и показал куда-то направо:
-Смотри. - Оля решила проигнорировать его глюки. Такое частенько бывало, то у него домовые, то у него русалки. Они пошли к тем самым домам, Ваня не любил зоопарк, а Оле было все равно.  Вдруг Иван снова рассмеялся, смотря уже налево.  Оля  почувствовала себя не в своей тарелке. И чем больше они углублялись во дворы, тем ей становилось страшнее. Когда они вышли на какую-то площадь, у Оли душа уже совсем жила в пятках, но она упорно не хотела показывать это брату. С ним было скучно, не то, что с Игорем, Игорь рассказывал много интересного, а этот что? Смеется и улыбается, но не говорит, или говорит односложно и криво.  К тому же, она пошла с ним гулять, потому что дедушка спросит, что они делали и очень расстроится, если узнает, что Ване было плохо.  Ваня лгать не умеет и не пробовал даже.   Оля присела на скамейку.  Братец, нервно дернув плечом, сел рядом с сестрой. Он посмотрел на небо, глаза его сверкнули. Оля же вперилась в телефон. Девочки как раз выложили на странице «Вконтакте» фотографии из клуба и Оля им очень завидовала.  Тем временем Ванюша схватил ее за локоть.
« Что его так пугает?»- подумала девочка, передавая брату телефон и включая какую-то глупую игру- специально для него. Но брат играть не хотел и вскоре вернул телефон сестре. Вдруг Оля услышала странные шаги. Они шли не как обычно, в четком ритме раз-два-раз-два, а скорее раз-пауза-два-пауза, создавалось впечатление, что владелец ног имеет вместо них костыли и вынужден.  И он остановился прямо за ними. Оля встала, дернула братца за шарф, и, не оборачиваясь, быстро пошла назад. Все, довольно с нее. Ваня быстро нагнал ее, и даже перегнал, вильнул куда-то налево, будучи очень испуганным. Оля кинулась за ним, он потеряется. Дорогу обратно она найдет по карте. Брат  вилял как заяц, спасаясь от чего-то, сил крикнуть ему не было, он бегал очень быстро. Но вскоре замаячил тупик, Иван что-то мямлил, указывая пальцем за  Олю.  Оля схватила его за шарф:
-Я маме скажу!- она обернулась…и замерла от страха. Такое она видела только в Кунсткамере и дешевых американских страшилках. Напротив нее стояло существо, небольшого роста, примерно с саму девочку. Выглядело оно так, будто два человека собрались танцевать сальсу, даже за плечи  обнялись. И срослись тазами. Существо имело зеленоватую кожу, на обоих головах крайний глаз был намного больше, и, казалось, что на правой одеты монокли. Оба существа не имели носов, и рты, ощерившиеся пять рядами острых акульих зубов. Оля вцепилась в Ивана, тот вдруг закрыл ее собой. Существо медленно приближалось. Увы, ноги у него было две, потому  оно переваливалось и разговаривало само с собой:
-Свежие стра-а-хи!- Шипела правая голова высоким голосом, и злобно хихикала. Правый же приблизила свои монокли к лицу Ивана, и низко произнес:
-Умный парень, бои-ишься?- Иван прижал Олю спиной к стенке, та не помнила себя от страха. А существо будто становилось сильнее, больше, страшнее.  И изгалялось над детьми:
-А что мы с вами сделаем? А съе-ди-и-им! И никто вам не поможет. Не надо было заходить в наши дворы.- Тут с левой головы упал цилиндр, который был на ней. Левая ( как окрестила ее Оля, ее голос был более женским), потянулась за ним, и перенесла на свою ногу вес всей туши. Та не выдержала и  существо самым идиотским образом завалилось набок. Оля робко хихикнула, хихикнул и Иван. А перед ними уже происходила комедия.  Монстрик  с трудом поднялся и начал между собой ругаться:
-Это ты виновата!- кричал Правый Левой:
- Какого ты потянулась за шляпой, не сказав мне!- Левая шипела:
-Помолчи! У нас один таз на двоих!- дошло даже до того, Левая и Правый начали друг друга мутузить. Дети смеялись, но вдруг Левая дала Правому подзатыльник:
-Эй, на нас дети смотрят. Нехорошо опускаться в их глаза.- монстр тут же привел себя в боевую готовность. И снова Оля почувствовала, как в ее голову приходит все больше ужасов.  Ваня тоже был белый, как снег. Существо наклонилось над ними, оба ребенка шлепнулись на снег, обе головы шипели в унисон:
-Вам никто не поможет, маленькие человеческие детеныши…Никого из Добрых тут нет…- Оля понятия не имела, кто такие Добрые, но на всякий случай крикнула:
-Добрые здесь!- существо заклокотало, очевидно, это была вторая вариация смеха:
-Это говоришь ты? Человек, который ценит одежду дороже брата? Глупая девочка.- Четыре глаза разом засветились красным светом, Оля приготовилась к худшему. Вдруг раздался колокольный звон.  Большой колокол ударил раз! И монстр уменьшился до нормального размера. Два! Поднялась пурга, Оля едва могла хоть что-то сквозь нее видеть, раздался звон бубенцов, по существу побежала рябь. Три! Оно с воем кинулось прочь от детей, крича:
- Не трогай нас, мы не хотели убивать этих детей! Мы хотели порезвиться- оно потеряло одну из шляп, а также цепочку.  Дети, тяжело дыша, смотрели друг на друга. А потом обнялись, впервые искренне с обоих сторон. Оля прошептала:
-Ваня, пошли домой-.  Ваня встал, помог подняться сестре,  Оля же  потом подняла цилиндр. Он был фиолетовым с красной лентой. Она решила его забрать, пусть он был для нее большой. Ваня посмотрел на солнце, потом на снег и показал девочке:
-Смотри.- на снегу багровела кровь. Оля бегом кинулась бежать, бросив цилиндр. Она пришла в себя только на Просвещения, где ее должна была забрать мама. Ванюша напевал что-то, а Оля пыталась себя успокоить:
«Этого не было, это все сказки!»- с такими мыслями она быстро нашла глазами паркетник мамы, потащила брата к нему. Всю дорогу она обдумывала происходящее. Ей казалось, что это была не она и это случилось не с ней. Постепенно она успокаивалась, хотя уродские морды монстра ей, похоже, будут в кошмарах снится. Дома она, ни с кем не разговаривая, поднялась наверх, забралась в постель, благо на часах уже было девять и быстро заснула. Как она себе и пророчила, всю ночь ей снились кошмары, а также слышался колокольный звон и виделись окровавленные руки…